Скоро осень. Хмурится небо, хмурится и Керчь, то поглядывая на небо, то заглядывая в ливнёвую канализацию. Тревожно. Неказистая речка наша уже показала, на что она способна. И, видимо, не в последний раз. И уж точно – не в первый.
Не так давно минули времена, когда наводнения в Керчи явлением были вполне обычным. Скажу больше. До революции селиться в низине, которой протекает Мелек-Чесме, было печальным уделом бедноты. Поскольку сырость и комары. Поскольку затапливало. Поскольку, по сути, это была пойма реки. Убогонькой, как и сейчас. Как говаривал Н.В. Гоголь — редкая курица не дойдёт до середины реки. Но так же, как и сейчас, (хоть уже и в бетонном русле) – в двух шагах от домов весело шуршали целые камышовые плавни, суетились уточки кряквы, неспешно выползали на камешки черепахи, змеились змейки, а золотарь Амброзий на досуге удил окуньков в том же месте, куда сливал своё «золото». Но стоило только пройти обильным дождям…
До того времени как император Александр I учредил в Керчи одно из немногих в тогдашней империи градоначальств, судьбы горожан никого особенно не волновали.
Но вот когда радением графа Воронцова, особо пристрастного к Керчи, из неё стали делать чуть ли не губернскую столицу, — в классическом духе, по планам одесского архитектора Шарле… Тогда и осушили болотистый источник реки где-то в районе нынешнего Японского поля, где даже планировалось строить дворец генерал-губернатора, а саму речку вогнали в искусственное русло. Это искусственное русло географически совпадало с нынешним бетонным, но называлась тогда на картах река не банально, как нынче, Приморской, а поэтически: «Обводная городская канава» или «Первая городская канава». Впрочем, у населения в ходу было татарское название «Ангельская речка» от одноименного каптированного фонтана Мелек-Чесме, бывшего её источником. Безусловно, это помогло. В смысле, осушение поймы и перенаправление реки вокруг центра. Речка в прокопанном русле стала сдержаннее, камышей и комаров, соответственно, меньше и, следовательно, публика вдоль реки стала селиться посолиднее. Нынешняя историческая застройка от ул. Пролетарской (Сенной) и по ул. Козлова (Садовой) — сплошь купеческие дома с размахом от III и вплоть до I купеческих гильдий.
Но что по-прежнему оставалось (и остаётся!) нехорошо, так это то, что где-то в районе нынешнего стадиона «им. 50-летия…» в Мелек-Чесме впадал так называемый «Гнилой ручей» она же речка Катерлез. По нему же, по Катерлезу, она и протекала, и кто кому дал имя – татарская слобода реке или река слободе – Аллах один знает. Речонка была совсем никудышная, в жару пересыхала вовсе, но в дожди собирала всю воду со степи (выражаясь по-учёному Чокракского гидрологического района) и гнала в город, к морю. Казалось бы, до Азова рукой подать, а она за десять вёрст в город? А всё потому, что Азовские берега возвышенные, обрывистые, — вот она по балкам, да оврагами к пологим берегам Керченской бухты.
И вновь и вновь тонет вся низина Нового города. Помним – «Новый» он для первой трети ХIХ века, когда весь «Старый» практически умещался на горе Митридат и сразу под ней. На картах это от улицы графа Воронцова и до Сенной площади (от ул. Ленина и до рынка) и от Казённого сада до Магистратской (от «Казёнки» до ул. Советской).
В советское время речку Мелек-Чесме одели в бетон, а ехидный Гнилой ручей вовсе упрятали в трубу, но и по сей день, в случае обильных осадков, «ручью» в трубе становится тесновато, он снова превращается в реку и вспоминает забытое русло, попутно превращая стадион в бассейн, и…
И, как и во времена она, сливаясь, эти две речушки, одна мельче другой, — Катерлез и Мелек-Чесме — образовывают этакую дельту Нила, где потоки совершенно произвольно находят себе выход к морю и «городская канава» явно у них не в предпочтении, потому что «раньше так не текло!» А вода штука упрямая, это вам любой кровельщик подтвердит или сантехник, если вода где повадилась протекать, то хоть ты пробку воткни, хоть дамбу построй — тычется в том же месте. Именно поэтому на фотографиях знаменитого потопа 1906-го года мы видим разлив на Мещанской. Точнее на повороте с Воронцовской улицы на Феодосийскую дорогу, а это, правильно, нынешние улицы Самойленко и Пирогова, где по сей день тонут междугородные автобусы, а в подворотнях котята…
А в 1906 году в уездном дилижансе визжали барышни, целомудренно подбирая ноги на кожаные подушечки, почтмейстер ругался, кряхтя и таща казённую почту на сухой чердак, золотарь Амброзий с тоской и недоумением смотрел вслед своей уплывающей бочке, и всё также тонули в подворотнях котята прапрадедушки нынешних…
Так что не стоит воображать себе, что теперешние потопы в Керчи провозвещают конец света, изменение климата, смену городского главы или другой какой апокалипсис. На самом деле, — всё, как всегда. Одно только вызывает смущение, почему до сих пор как в 1906-м году?
